Дорога была трудной – глинистая красная почва размокла от дождей, люди скользили и оступались. Это внушало мне некоторую тревогу: шум, создаваемый караваном, мог донестись до огромных чутких ушей слона, и все труды опять пойдут насмарку. Поэтому, когда заросли стали гуще, я остановил носильщиков и осторожно проследовал дальше в сопровождении Булиа.
Небо затянули тучи, но ветра не чувствовалось. до наступления темноты оставалось не более двух часов, и я уже хотел возвращаться, когда заметил, как в просвете между деревьями затряслись ветки. Через несколько минут мы увидели слона. Он стоял возле высокой акации, методично обдирая с нее кору. Это было очень странно – вокруг имелся богатый выбор свежего зеленого корма, но слон, не обращая на него внимания, с меланхолическим видом пережевывал длинную полоску коры. Вот очередная порция исчезла в глотке; следует ленивое, словно бы небрежное движение бивней, треск – и слон опять жует свою жесткую трапезу, а голый ствол акации, белый, как скелет, резко выделяется на фоне влажной темной зелени. Во время сухого сезона мне не раз доводилось видеть целые рощи, засохшие на корю – слоны сняли с деревьев всю кору, обрекая их ни гибель. Но я не знал, что толстокожие склонны устраивать себе "древесную диету" и при наличии другой пищи.
Воспоминание о неудаче неделю назад было еще слишком свежим. Я решил не увлекаться наблюдениями и не ждать, пока порыв ветра известит слона о моем присутствии. Кусты позволяли приблизиться к животному достаточно близко, и мне удалось сделать два точных выстрела с расстояния не больше двадцати шагов. Гигант грузно повалился головой вперед, упершись лбом в ободранную акацию. дерево, не выдержав напора, переломилось, как щепка, и тоже рухнуло наземь.
Довольный первой удачей после долгой полосы невезения, я отправил Булиа с носильщиками, а сам стал раскладывать костры вокруг убитого слона. В это время где-то невдалеке послышались человеческие крики; они доносились совсем не с той стороны, где оставались мои люди.