- Главная
- Camp America
- В дебрях Центральной Азии(ч.1)
- В дебрях Центральной Азии(ч.2)
- Предисловие
- В объятиях Шамбалы(ч.1)
- В объятиях Шамбалы(ч.2)
- Гений места(ч.1)
- Гений места(ч.2)
- Гений места(ч.3)
- Десять прогулок по Васильевскому
- Дикая Африка(ч.1)
- Дикая Африка(ч.2)
- Книга о разнообразии мира(ч.1)
- Книга о разнообразии мира(ч.2)
- Москва. Мелочи жизни
- Неоконченное путешествие(ч.1)
- Неоконченное путешествие(ч.2)
- Неоконченное путешествие(ч.3)
- Отчаянное путешествие(ч.1)
- Отчаянное путешествие(ч.2)
- Охотники за растениями(ч.1)
- Охотники за растениями(ч.2)
- Подвиги русских офицеров(ч.1)
- Подвиги русских офицеров(ч.2)
- Подвиги русских офицеров(ч.3)
- Ползуны
- Практика вольных путешествий
- Трагическое послание древних(ч.1)
- Трагическое послание древних(ч.2)
- Тунис
- Через Антарктиду(ч.1)
- Через Антарктиду(ч.2)
- Эти странные австралийцы
- Эти странные греки
- Эти странные датчане
- Эти странные испанцы
- Эти странные поляки
- Эти странные французы
«Любите человечество, но любите его таким, как оно есть», — сказал он Вольтеру. В другом месте мемуаров словно дал пояснение, говоря о врагах: «Я никогда бы им не простил, если б не забыл зла, которое они мне причинили». Слабость (забывчивость) исправляет слабость (злопамятность). К простой практичной мудрости приводит здравый смысл, замешанный на доверии к жизни честного работяги высокого разряда. Испытавший высылки и тюрьмы, Казанова противился репрессиям, но прочтем описание очередного ареста: «Неожиданное притеснение действует на меня как сильный наркотик, но только теперь я узнал, что, достигая высшей степени, служит оно и мочегонным. Оставляю решение проблемы этой физикам». Здесь не ирония и не высокомерие, а серьезность и смирение: физики разберутся. У него специальность другая — он профессионал жизни. Выдающийся автор выдающегося произведения — самого себя. Так снимал Феллини: доверяясь течению, отдаваясь потоку.
Казанова выделяется в кинематографе Феллини. Но опытный зритель узнает в его фильмах даже статистов, словно звезд: они, как натурщицы Тициана или Веронезе, кочевали из картины в картину. Наслаждаясь властью творить по своему усмотрению человеческий фон, Феллини не только преображал внешность актера, но и по желанию старил его.
Так он заставил Мастроянни и Аниту Экберг в «Интервью» плакать перед самой, быть может, красивой в кино сценой — той, из «Сладкой жизни», в фонтане Треви, где они были моложе на 28 лет.
В «Интервью» появляется и молодой Феллини, а старый таращится на самого себя в изумлении, восторге и отвращении, как Джельсомина на Дзампано. Дорога окончена.
Дело не в том, что у Феллини иссякла фантазия и потух глаз. Дело в ценностях семьи Аддамс. В том, что авторское кино пришло к излету, и Феллини, да и любому другому, не выстоять в одиночку в грандиозном, беспрецедентном в истории потоке культуры, которую назвали массовой, и в самом этом термине заключается приговор одиночке.
Феллини замещает Спилберг, и это не смена одного мастера другим, а качественная перемена: понятие «феллини» — вполне определенное, понятие «спилберг» — какое угодно, в том числе и «феллини».