Ему это было выгодно, он ехал со мной на своем коне и экономил свои кормовые, а у меня был помощник на всякий случай.

Наше возвращение прошло совершенно благополучно. Когда мы переваливали через Тянь-шань, то могли видеть с высоты, что в Долине ворот дует сильный Ио, - вся долина была в желто-серой мгле. Но, пока мы спустились и выехали к берегу Эби-нура, Ибэ кончился, и мы проехали до Ала-куля в тихую погоду, так что к пикету Токты не было надобности заезжать. На берегах Ала-куля я увидел не ровный, а разбитый и торошенный лед, развороченный последним Ибэ, а вдоль берегов озера тороса тянулись сплошным валом по восточному и северному берегам. Когда мы ночевали второй день на Ата-куле, начиналась новая порция Ибэ, но здесь мы были уже в устье Долины ворот и успели свернуть к реке Эмель, прежде чем он разыгрался в полную силу, так что добрались до Чугучака вполне благополучно.

Консулу я привез письмо и подарки из Кульджи. Чтобы закончить свои записки, мне остается только привести письма Лобсына о путешествии в Тибет и пребывании в его столице Лхасе, которые я получал от него время от времени.
Письма Лобсына с дороги в Тибет и из Лхасы
Первое письмо я получил довольно скоро, еще весной; его привез один из торгоутов, вернувшийся из Дун-хуана по болезни. После обычных в таких письмах поклонов всем знакомым и пожеланий я нашел в этом письме следующее:

«Добрый мой приемный отец и покровитель Фома Капитонович! Пишу тебе от пещер Тысячи будд, где мы стоим уже третий день, отдыхая от долгого пути через Хамийскую пустыню. Из Кульджи в Карашар мы ехали почти целый месяц по стране Юлдус, где живут мои сородичи монголы-торгоуты со времен великих походов Чингиз-хана. Места здесь очень гористые, на полуночной стороне высокие горы и на полуденной тоже и, конечно, все снегом покрыты. А в промежутке широкая долина, где в зимнее время проживают наши кочевники, а летом уходят на джайляу в горы. Здесь мы стояли несколько дней, пока паломники снаряжались в свой долгий путь.