Мы напоили своих животных, наполнили мои бочонки и покрыли их сеном. Я сел на второго верблюда, несшего легкий вьюк из легкой палатки, постели и провизии, чтобы не утомлять сразу своего коня.

Пошли из селения почти прямо на восток вдоль небольшого ручья, который выходил из подножия пустыни Чол-тага и тёк несколько верст до селения. Впереди уже видны были желтые барханы песков Кум-таг. Справа поднималось с небольшим уклоном подножие Чол-тага. Слева громоздились барханы песков, становившиеся постепенно все выше и быстро закрывшие ближайший горизонт. Их крутые подветренные склоны из рыхлого песка были обращены на запад и местами поднимались в два и три яруса друг над другом. Растительность вскоре совсем исчезла - началась абсолютная пустыня, но дорога была ровная. День выдался хотя жаркий, но тихий и ясный, солнце медленно склонялось к закату, и наш маленький караван двигался размеренным шагом на восток.

Мы вышли из селения около пяти часов дня и прошагали шесть с лишним часов с одной короткой остановкой. Солнце закатилось, на юго-востоке показалась добрая половина луны и осветила наш путь, который, впрочем, трудно было потерять, так как две или три дорожки, пробитые верблюдами, вероятно, уже в те далекие дни, когда по дороге ходили караваны, были еще хорошо заметны. Когда луна стала закатываться, мы остановились, сняли вьюки, уложили верблюдов на отдых, сварили себе чай, закусили; моя лошадь получила хороший сноп люцерны, а верблюды дремали, пережевывая свою жвачку.

Пока мы чаевали, проводник рассказал мне, что население Дыгая, вероятно и всего Люкчуна, убеждено, что пески Кум-таг засыпали какой-то древний город за неуважение божьих заповедей. Город был большой и языческий и жители развращены, не признавали никаких родственных отношений, братья женились на сестрах, отцы на - своих дочерях. В городе был только один праведник, и ему ночью явился ангел и объявил, что в следующую ночь город будет погребен под тучей песка, которую принесет ветер в наказание за распутную жизнь жителей города.