За рощами и садами города дорога вступила в долину, вернее, в широкий проход между песчаными горами Кум-таг и холмами из красных, желтых и зеленых песчаных пород, составлявших конец гряды Ямшин-таг, окаймляющей с севера впадину Люкчуна. Этот проход понижался понемногу, как бы углубляясь, словно сток вод в Люкчунскую впадину, и наконец открылся в нее, расширяясь. Окраина Кум-тага отодвинулась влево, а холмы Ямшин-тага повысились и превратились в ту голую скалистую гряду, которая была нам знакома по раскопкам в Люкчуне, ограничивавшая с севера рощи, сады и улицы таранчинского города, орошаемые водой речки, вытекавшей из прорыва в этой гряде.

Уже в сумерки мы прошли через этот оазис и остановились у того старшины, у которого нанимали квартиру для немцев во время раскопов. Старшина встретил нас хорошо, и мы целый вечер рассказывали ему о своих приключениях за истекшие годы, а он собщил, что после нашего отъезда у него были неприятности с немцами из-за незнания ими языка.

Прибытием в Люкчун закончилась интересная часть нашего путешествия, так как дальше шли знакомые уже места. Через Турфан, Урумчи и Шихо, а затем через Джунгарскую впадину и горы Майли и Джаир мы вернулись без неприятностей в Чугучак уже в декабре, испытав довольно сильные морозы. Мы убедились, что климат в Дунь-хуане гораздо теплее, чем в нашей местности.

В Чугучаке консул с большим интересом выслушал мое описание Долины бесов, Хамийской пустыни и пещер Тысячи будд. Он помог составить мне список привезенных оттуда рукописей, заглавия которых пришлось аккуратно копировать, чтобы специалисты-языковеды могли определить их содержание и выяснить, стоит ли их высылать в Академию наук, заслуживают ли они оценки, которую пришлось им дать на основании стоимости путешествия и товаров, которые я отдал за них старшему ламе. Этот список я составлял при помощи Очира целый месяц. Несколько первых выписок на разных языках консул отправил в Петербург и получил оттуда известие, что рукописи тщательно изучаются на предмет определения их научной ценности.