На яхте не осталось ни крошки съестного. Я хотел было разорвать книгу и набить желудок бумагой, но один раз я уже попробовал сделать это, и у меня мучительно болел живот. Тогда я вспомнил об остатках машинного масла.
Добравшись в темноте до кормового отсека трюма, я слил все масло из мотора и набрал полпинты густой жидкости, которая прослужила уже немало времени, тронул ее пальцем и приготовился проглотить.
Есть люди, которые сомневаются, что голод может довести человека до самых отчаянных поступков… Обычно в этом сомневаются те, которые сами никогда не голодали. Под словом «голодать» я разумею не лишение пищи на сутки или даже на неделю. Подлинный голод начинается лишь после двух недель без пищи или месяца полуголодного существования.
Опрокинув котелок, я быстро проглотил его содержимое. Мне обожгло горло, свело желудок, меня чуть не вырвало. Голова закружилась, я почувствовал слабость и сонливость. Помню, как я дотащился до каюты и лег. Желудок терзали спазмы, в ушах стоял неумолчный звон – он то затихал, то снова усиливался. Мне привиделось, что я в кокпите рассматриваю самодельную карту и снова пытаюсь определить свое местонахождение; вытащив гвоздь и забив его на новое место, я вдруг очутился в Сиднее, Над гаванью висел мост, а у причала дымил огромный паром. Тут я очнулся – вокруг все тот же мрак, тот же плеск воды в трюме, тот же свист ветра в снастях, то же болезненное чувство в желудке.
Перед рассветом, преодолевая слабость, я откачал воду из трюма и принялся за гарпун. В утренней мгле я напильником заострил наконечник. Час за часом трудился я над гарпуном, и стальные опилки сыпались на мои распухшие ноги. Утром тонкий наконечник с двумя кривыми зубцами был готов. К полудню у меня в руках оказалось грозное оружие – надежное, несокрушимое, смертоносное. Я взглянул на акулу, она беззаботно нежилась в воде, время от времени подплывая к борту и сильно толкая яхту.
Мне не из чего было сделать рукоятку гарпуна, последнее весло я употребил на бизань-мачту.