Для грот-мачты я изготовил трисель высотой в десять и шириной в семь футов. Я поднял его при помощи блоков и закрепил за погон стакселя. Дюймовый трос, обкрученный вокруг мачты, заменял сегарсы, к которым я пришил переднюю шкаторину паруса. Этот парус снизу крепился к веслу, приспособленному вместо гика.
Время от времени я становился к помпе и откачивал галлонов двенадцать воды, просачивавшейся в трюм за час. Работая я внимательно осматривал горизонт, надеясь увидеть какое-нибудь судно. Я знал, что мне скоро станет тяжело откачивать воду каждый час, но, так как, по моим расчетам, до Самоа оставалось каких-нибудь 400 миль – если только ураган не занес меня слишком далеко,– я решил, что это не так уже страшно.
Стаксель и кливер были гораздо меньше грота и, наполнившись ветром, походили на две белые подушки. Стаксель я прикрепил к вант-путенсу, а кливер – к битенгу. К вечеру яхта шла уже под тремя парусами. За кормой время от времени показывались пузыри. Ориентируясь по звездам, я закрепил обломок румпеля так, чтобы судно шло прямо на запад. Компас мне пока не удалось найти, но это меня не беспокоило, так как я знал, что он валяется где-нибудь среди хлама в каюте. Гораздо важнее было поднять все паруса и плыть вперед.
Вскоре совсем стемнело. Я подошел к помпе и, качнув ее сотню раз, быстро осушил трюм. Потом, порывшись в каюте, извлек банку консервированного горошка и впервые с раннего утра утолил голод – весь день у меня не было свободной минуты.
Поужинав, я вышел на палубу. Наступила ночь. Несколько часов просидел я на крыше рубки с фонарем в руках, вглядываясь в океан, готовый в любую секунду подать сигнал бедствия. Поздно ночью я лег в постель – если только это можно было назвать постелью. Спал я на голых досках, завернувшись в единственное одеяло, которое я не выбросил во время урагана. Я рассматривал это как временное неудобство: нужно было потерпеть, пока яхта не достигнет Самоа.
Рассвет снова застал меня за работой на свежем воздухе. Я сооружал из второго весла какое-то подобие бизань-мачты.