Последняя стая птиц сделала разворот над мачтой и полетела назад к островам. Скоро совсем стемнело, и надоевшая мне земля окончательно скрылась из виду.
На небе, словно путеводные огоньки, засверкали бесчисленные звезды, ущербная луна озаряла ночь своим мягким светом. Океан слегка волновался под свежим ветерком, раздувавшим паруса и гладившим мне кожу. Ночь казалась прекрасной оттого, что я входил, наконец, в полосу пассатов, которые помчат меня через океан к Мэри. Воды, лежавшие впереди, славились своим спокойствием. Течение, пока еще северо-западное, вскоре должно было повернуть прямо на запад и нести меня cо скоростью тридцати миль в сутки. Ветер, по моим расчетам, мог обеспечить суточную скорость в 90-100 миль в день, и, таким образом, за сутки «Язычник» должен был проходить около ста тридцати миль, что меня вполне устраивало.
Это была самая радостная ночь за все мое путешествие. Письмо было отправлено. Подводная часть судна освободилась от ракушек, и яхта легко скользила по воде. Утром мне удалось поймать большую морскую черепаху, и теперь я был на три дня обеспечен свежим мясом. А если провялить мясо, как это делают индейцы, его хватит до самых Маркизских островов. Погода стояла чудесная. Чего еще мог я желать, кроме встречи с Мэри?
К сожалению, моя радость оказалась недолговечной. Я упустил из вида, что пассаты нужно еще найти. В восточной части Тихого океана пассаты не всегда распространяются к северу до самого экватора. Их приходится разыскивать, поскольку между ними и экватором находится так называемая штилевая полоса.
Плутать в этой полосе в поисках пассатов – занятие довольно неприятное. Стоит на несколько часов подняться легкому ветерку, и вам уже кажется, что это и есть пассат. Но ветерок исчезает также неожиданно, как и появляется. И тогда мертвая неподвижность воды вокруг яхты, безмолвие, нарушаемое лишь болтающимися парусами, действуют угнетающе. Хлопающие паруса, скрипящие блоки, безжизненно повисшие шкоты нервируют моряка и вызывают горькую досаду.