мясо режут тонкими ломтями и раскладывают на решетке: одновременно коптясь и провяливаясь, оно становится твердым, как камень, и пригодным к долгому хранению. Перед высушиванием ломти полагается посолить, но позволить себе такую роскошь мы не могли.
В ночь с 12 на 13 апреля хлынул ливень, подобного которому мне не доводилось переживать за все годы в Африке. казалось, что с неба низвергается сплошной водопад; парусина палатки не выдерживала напора, и сквозь нее брызгали тонкие струйки воды. Спать в эту ночь никому из нас, конечно же, не пришлось.
В последующие дни все мои познания в географии потеряли всякий смысл. Местность стала неузнаваемой. Небольшие безымянные ручейки превратились в стремительные потоки, а что до рек, то было просто неизвестно, где они – прежние русла скрылись под водной гладью шириной в полтора-два километра. В одной из заводей мне посчастливилось подобраться к старому слону с огромными бивнями. После двух выстрелов он рухнул в воду, и поднятая волна окрасилась кровью. Бивни его достигали шести с половиной футов в длину и весили по шестьдесят фунтов.
Довольный удачной охотой после долгой полосы неудач, я повернул обратно. Мы возвращались другой дорогой, и по пути встретили незнакомую деревню племени вакагонде; в момент нашего появления там происходили похороны сына вождя. не знаю, какими подвигами он отличился при жизни, но, во всяком случае, жители явно прилагали особые усилия, чтобы помешать его духу выйти из могилы. Помимо обычных погребальных атрибутов вакагонде – двух кольев, вбитых в землю в ногах и в головах умершего – над могилой насыпали целый холм из больших камней.
Придя в лагерь, я, к своему изумлению, нашел там Хэмминга – одного, в обществе нескольких наполовину одичавших коз. Проснувшись на следующий день после нашего ухода, он позвал боя, но не получил ответа. Все слуги и носильщики сбежали, и Хэмминг остался в джунглях один как перст. Худшее положение трудно представить. Ему приходилось самому выполнять все лагерные работы, а также пасти и доить коз.