Они также были черные, сплошь усыпанные черными камешками, совершенно голые и округленные, похожие друг на друга, как близнецы. Но вдоль их подножия виднелись рощицы тополей и заросли чия на песчаных бугорках.

Мы выбрали лужайку с травой и остановились на ночлег. Парнишки с визгом соскочили с коней и побежали

собирать аргал, радуясь возможности размять ноги после долгой езды на вьюке. Мы раскинули палатку, развели огонь, сварили ужин. Ночь прошла спокойно, даже волков не было слышно. Черная гоби и черные холмы Джаира очевидно не представляли удобств для волчьих нор.

Вода ручья своим однообразным тихим журчаньем убаюкивала нас. Почти полная луна ярко освещала черную гоби, расстилавшуюся от самой палатки на север. Бесчисленные гладкие камешки, усеивавшие ее поверхность, отражая лучи ночного светила, блестели синеватыми огоньками. Я долго любовался этой слабо светящейся пустыней, за которой на севере невысокой стеной поднималась цепь гор Салькен-тай, составляющая пониженное продолжение Уркашара. Слабый и теплый порыв ветра доносил по временам оттуда какой-то глухой ровный шум.

– Это шумит Дям, который вырывается ущельем из Салькен-тая и течет поперек Сырхын-гоби, - пояснил Лобсын, сидевший рядом со мной у входа в палатку возле потухшего огонька.

– И разве ночью здесь не лучше, чем в юрте, где возле тебя сопят и храпят женщины, поблизости чешутся бараны, ворчат и перекликаются собаки, топчутся и вздыхают коровы,- прибавил он, помолчав. Я не мог не согласиться с ним. Обаяние пустыни, освещенной луной и погрузившейся в ночную тишину, очаровало и меня. Наши ребята, уставшие за день, давно уже спали, обнявшись, в глубине палатки.

На следующий день мы пошли дальше по черной гоби вдоль ручья, окаймленного зарослями чия, кустов и отдельными деревьями. Последние холмы Джаира, видневшиеся за кустами, вскоре кончились и там началась та же черная гоби, убегавшая на юг до горизонта. Теперь, когда солнце было еще не высоко на востоке и светило нам в глаза, гоби при взгляде вперед казалась совсем черной и мрачной.