Это было их открытие, а нас они наняли для этой работы, - ответил я.

– А ты знаешь ли, Фома, что развалины очень старого города совсем недалеко от Чугучака стоят. Там, наверно, тоже разные сокровища остались.

– Неужели? Откуда ты узнал?

– Я зимой разных калмыков и киргизов при случае расспрашивал, нет ли в наших горах каких-нибудь развалин. И мне не один человек, а несколько и каждый в отдельности, рассказывали, что они такие развалины знают.

– Где же они, далеко, близко ли?

– Немного дальше старых рудников Чий-чу, где мы три года назад золото выкопали. Уркашар-хребет помнишь?

– Как же, помню хорошо.

– Из Уркашара большая речка Дям в полуденную сторону течет и в озере Айрик-нур кончается. Так вот, не доезжая этого озера на восток от.реки, развалины большого города стоят. По низовью речки большие рощи и пастбища хорошие имеются. С калмыцких зимовок развалины видны - разные башни, стены, улицы, гораздо больше, чем в Турфане.

– И никто в этом городе не живет?

– Нет, в самом городе ни воды, ни подножного корма, никакой зелени нет. Место совсем голое, песок сыпучий, солончак. Волки и дзерены водятся, а калмыкам там делать нечего.

– Давно ли этот город разорен?

– С незапамятных времен, говорят. Никто не знает, когда там люди жили и какие люди. А город большой, версты три поперек, пожалуй пять верст вдоль реки Дям и развалины до черных гор Хара-арат доходят. Эти горы - тоже пустое место: ни воды, ни травы нет и никто в них не живет. А за черными горами настоящая пустыня Гоби, Сырхын-гоби называется. Она почти до Семистая протянулась, до того хребта, который мы из долины Кобу видели, когда на Алтын-гол на запрещенный рудник ездили.

– Это ты все расспросил, а сам по соседству не бывал?

– В Сырхын-гоби бывал и Хара-арат издалека видел. Только город не мог видеть, его Хара-арат заслонил.

– Что же, я вижу ты подбиваешь меня ехать туда, сокровища раскапывать?

– Почему бы нет? Мы каждый год в это время куда-нибудь ездим, новые места смотрим, отчего не поехать в этот город.