Ты как черная дыра смотришься.
— А…а… А если во все белое одет?
— Вот на Вас, Рафаэль Гаязович, я вижу, белая маска надета.
Кстати, зачем Вы ее надели? Пылевых бурь ведь здесь, в горах, нет.
— Да так уж, по привычке надел.
— Вы в ней, в белой маске-то, как смерть смотритесь.
— Как что?
— Как смерть. Да еще и в черных очках.
— Ну ты уж слишком.
— Белый цвет, — Селиверстов поднял указательный палец, — есть объединенный цвет всех цветов радуги. То есть, это как бы деиндивидуализированный цвет. Странно, что коммунисты выбрали в качестве символа красный, а не белый цвет — у них ведь все общаковое. Хорошо, что Троцкого ледорубом зарубили, а то, если бы он пришел к власти, и жены бы стали общаковыми. Поэтому Вы, Рафаэль Гаязович, в белой маске смотритесь не как индивидуальность, а как общественное… создание. Возбудиться при виде такого общественного… человека, извините, довольно трудно. Это то же самое, что возбудиться на толпу людей; среди нас, к сожалению, в отличие от йогов, нет людей, способных любить человечество вообще, люди любят индивидуальности…
— А при чем тут цвета?
— Да при том, что каждый человек любит какой-то свой цвет и возбуждается при виде этого цвета. Вот шеф, например, — Селиверстов показал пальцем на меня, — возбуждается от оранжевого цвета, а я возбуждаюсь…
— При виде голубого, что ли?
— Да нет, я люблю… розовый.
— Ха…
— Попрошу без намеков, пожалуйста! Розовый цвет — это цвет нежности, цвет ласки, цвет утреннего рассвета…. Каждый человек настроен на свою индивидуальную волну, и эта волна определяется любимым им цветом, который придает человеку индивидуальные качества, именно те качества, которые у него просыпаются при виде любимого цвета.
— Тогда получается, что ты, Сергей Анатольевич, нежный и ласковый человек, — Рафаэль Юсупов усмехнулся.
— Да. А что?
— Да ничего. Просто иногда…
— Иногда — это не всегда, — гордо произнес Селиверстов.
— Ну ладно тогда.
— Физики утверждают, — Селиверстов, вспоминая, прищурил глаза, — что существует фантом организма, состоящий из подвешенной в пространстве тонкой энергии…
— Не подвешенной, а структуризированной в пространстве, — перебил его Рафаэль Юсупов.
— Пусть будет так.