Я нутром чувствовал, что мне — простому «трехмерному» россиянину с неказистой татарской фамилией Мулдашев — не понять замысла древних, не осознать глубины их знаний и не охватить умом применявшиеся ими технологические принципы. Мне было позволено лишь взглянуть на легендарный Город Богов и… строить гипотезы по поводу его предназначения.
Тогда, сидя на тибетском песке, я не знал, что вскоре, через какой-то промежуток времени, мы — российские ученые — вдруг чуть-чуть поймем замысел древних, и даже от этого понимания нам станет страшно.
— Шеф, послушай-ка, — послышался голос Равиля Мирхайдарова.
Я обернулся и взглянул на Равиля, смотревшего на «колокола.». — Мне кажется, что бытующие во всех религиях колокола изошли отсюда, из Города Богов, а именно были созданы как копии вот этих тибетских «колоколов», — Равиль показал рукой. — Колокол, на мой взгляд, есть не просто звуковоспроизводящий инструмент, каковых в мире множество, а есть, прежде всего, фигура, соответствующим образом изгибающая пространство и за счет этого концентрирующая вокруг себя те тонкие энергии, которые вызывают у людей богопристойные и богоутверждающие эмоции. Со звуком, который издает колокол, эти тонкие энергии распространяются и как бы зовут людей к главному — к Богу.
— Ты, наверное, прав, — сказал я, вставая с песка.
— А если войти в пределы вон той дугообразной конструкции, которая, скорее всего, является зеркалом времени, то человек, на верное, мгновенно проживет свою жизнь и испепелится, — заметил Селиверстов.
— Город Богов создан только для посвященных, — вздохнул Равиль.
— Пошли, — скомандовал я.

Глава 4. Каков он — Кайлас?
Через некоторое время, когда мы спустились с холма, перед нами открылся священный Кайлас.
— Вот он! — сказал Рафаэль Юсупов.
— С погодой везет! Голубое небо появилось, — отметил Селиверстов. — Переменная облачность, в общем.
— Сережа! Сережа! — окликнул Селиверстова Рафаэль Юсупов. — Сфотографируй меня на фоне священной горы!
— Давай.