Индейцы провели нас в свой лагерь, в котором оказалось около 250 мужчин и большое количество женщин и детей. Все сидели на корточках на земле и пили чичу. Мы сели рядом с вождем и тридцатью другими индейцами.
После захода солнца вдруг появился какой-то старик, одетый в шкуры, с длинной желтовато-белой бородой и длинными волосами. Я сразу увидел, что это белый. Вождь бросил на него суровый взгляд и что-то сказал своим людям. Четверо или пятеро из индейцев, сидевших с нами, поднялись и посадили старика с собой в нескольких ярдах поодаль. Он выглядел очень несчастным и не сводил с меня глаз. Мы пили всю ночь напролет и на рассвете, когда большинство индейцев, в том числе и вождь, крепко заснули, старик подошел ко мне спросил, не англичанин ли я. Он сказал это по-английски. Я ответил:
"Нет, я швейцарец". Тогда он спросил: "Вы друг?" Я сказал: "Да", и он продолжал: "Я - английский полковник. Зайдите в английское консульство и спросите там майора Пэджита, у которого кофейная плантация в Сан-Паулу, скажите ему, что я здесь в плену". Я обещал исполнить его просьбу. Он сказал: "Вы джентельмен",- и пожал мне руку.
Старик спросил, есть ли у меня бумага, и повел в свою палатку. Несколько индейцев, наблюдавших за ним, пош
ли за нами. Он показал мне четыре чурбака, на которых острым камнем были нацарапы грубые планы. Я перерисовал их, насколько мог точно, и тут заметил, что руки старика сильно расчесаны. Тогда я послал одного из моих спутников за йодом, который мы имели с собой. Когда старик стал мазать руки йодом, индейцы забрали у него йод и принялись раскрашивать им себя.
Вождь и большая часть индейцев все еще крепко спали, и я спросил старика, находится ли он здесь один. Старик ответил что-то вроде того, что его сын опочил, и заплакал. Ни о ком другом он не упоминал, а я не посмел больше спрашивать его. Потом он показал мне золотой медальон, который носил на цепочке, надетой на шею. Внутри была фотография дамы в широкополой шляпе и двух детей (от шести до восьми лет).