Старик носил четыре золотых кольца - одно с красным камнем, другое - с зеленым, на котором был выгравирован лев, еще одно - очень тонкое, с небольшим бриллиантом и последнее - в форме змеи с двумя красными глазками. Это был человек лет шестидесяти пяти, могучего сложения, примерно пяти футов одиннадцати дюймов ростом. Глаза у него светлоголубые с желтоватым оттенком, ресницы каштановые, над правым глазом небольшой шрам. Он выглядел очень подавленным, но, похоже, сохранял полную ясность ума. Он был как будто вполне здоров, не толст и не худ.
Вскоре после восхода солнца мы вернулись к двум своим мулам и покинули лагерь. Около пятидесяти индейцев провожали нас до полудня. Я не люблю задавать вопросов, но все-таки постарался выяснить, что делает у них старик. Они твердили одно: "пошу демас", что, по-видимому, должно означать "плохой человек". Шесть дней мы двигались на юг, и... я направился в Баррету через Гояс...
До Баррету я никогда не слыхал о полковнике Фосетте".
Таково заявление, сделанное Раттином главному британскому консулу в Рио-де-Жанейро; позднее бразильские власти подвергли его перекрестному допросу.
Заявление было принято на веру, в основном потому, что в нем упоминалось о "майоре Пэджите", но меня это не убедило. Большой друг моего отца сэр Ральф Пэджит действительно одно время был послом его британского величества в Бразилии, но к тому времени, о котором идет речь, давно уже возвратился в Англию; помню, еще до моего отъезда в Перу отец навестил его в Снттингборне, что в графстве Кент. Я убежден, что по существу
Раттин говорил правду, но не могу согласиться с тем, что встреченный им старик и есть мой отец.
Борода у моего отца должна бы быть мышино-серого цвета, а не желтовато-белая, и, если Раттин увидел у отца длинные волосы, значит, они удивительным образом выросли на голове у человека, который довольно рано облысел. Зачем бы отцу, если это был он, говорить с Раттином по-английски? Ведь тот настолько плохо знал этот язык, что свое заявление в консульстве сделал на немецком языке.