Об этом его визите я узнал от матери многие годы спустя.
Когда пытаешься представить себе, как выглядели, чем дышали василеостровские немцы, всегда почему-то всплывает в памяти образ Антона Гуговича. Других немцев на острове я не застал.
Опоздал родиться. Они исчезли с лица Васильевского, так до конца и не ассимилировавшись с русским населением. Званные Петром Великим гости, точнее – их потомки, с обидой покинули город или были просто вытолканы взашей из-за общего стола.
Что напоминает о них сегодня на Васильевском? Крошечное количество немцев-эндемиков. Два храма, две школы, множество некогда построенных немцами зданий, несколько домов, где жили и где работали самые известные из них, такие, как Эйлер; несколько полуподвалов, где когда-то были расположены их мастерские; гостиницы, аптеки, кондитерские, булочные, имена владельцев которых – Венус, Бейтлер, Пель – иногда еще всплывают поплавками из реки забвения.
Осталось еще старое лютеранское кладбище. При входе на его территорию, сразу же за мостом через Смоленку, на беломраморном новоделе внушительных размеров золотыми буквами сказано, что укреплена сия доска здесь на ограде лютеранского кладбища «От благодарных работников „Пассажа“ 22 мая 1998 года», потому как «На этом кладбище похоронен основатель „Пассажа“ граф Яков Иванович Эссен-Стенбок-Фермор».
Конечно, достоин доброй памяти основатель «Пассажа», но ведь – как бы это сказать помягче, – достойны самой доброй памяти и сотни других, спящих здесь вечным сном петербургских немцев. Они спят в ставшей родной для них земле – и другой граф, Федор Иванович Литке, и никому не известная немочка Мария Кнооп. Перед смертью все равны… Другое дело, что по-иному должно выглядеть само кладбище – общая обитель мертвых. Увы, несмотря на некоторые усилия, предпринимаемые современной немецкой общиной, здесь царит запустение, и видны следы вандализма. Но не хочется говорить об этом, едва ли не самом страшном для России пороке…
Лучше завершу я прогулку чем-то вроде мечты.