Не интересно мне это. А Вам, Сергей Анатольевич, чувствую, это очень интересно!
— Любому человеку это интересно.
— Но не мне.
— А почему?
— А потому, что разглядывать это низменно.
— Не надо красивых фраз! Вы хотите сказать, что никогда не смотрели на свое…
— Никогда.
— Не верю.
— А зря!
— Почему?
— А потому, что если бы Вы, Рафаэль Гаязович, посмотрели на свое «это», то обнаружили бы в нем непереваренную пищу — морковь, например.
— Я, кстати, морковь люблю.
— И… употребляете ее в пищу только для того, чтобы украшать «это»?!
— С чего это ты взял?!
— Пищеварительный тракт — это Вам не трубопровод, — поднял указательный палец Селиверстов. — В нем пища варится…
— Переваривается, — поправил Рафаэль Юсупов.
Слушая очередную перепалку друзей, я понимал, что уж кто-кто, но они оба не являются рабами желудка; в противном случае судьба не привела бы их в далекий Тибет и не заставила бы их терпеть столько лишений. Более того, здесь, на Тибете, пища почему-то не шла, уступая место клокочущему от возбуждения духовному началу. Да и Селиверстов по уровню худобы быстро приближался к Рафаэлю Юсупову.
Боль в области желудка немного утихла. Я поднял голову, нашел взглядом монаха и спросил его:
— Скажите, монах, а Вы сами-то верите в то, что плиты и шестигранный камень смог «выточить руками» человек?
— Конечно, верю. Ведь люди могли обтачивать не просто отдельные скалы, а целые горы … вон те, например, — монах пока зал рукой.

«Обточенные» горы
Я посмотрел в направлении взмаха руки монаха и увидел, что горы на противоположном склоне и в самом деле были как бы обточенными: какие-то горизонтальные борозды, похожие на ступеньки, проходили через эти горы.
— Здесь нельзя исключать того, что данные горные структуры имеют слоистый характер, а ветровая эрозия сформировала в этих хребтах подобие ступенек, — раздался голос Рафаэля Юсупова.
— Чего?! — переспросил монах. Тату, как мог, перевел слова Юсупова.
— Нет, нет! — воскликнул монах.